Адвокат выиграл дело. Неустранимые сомнения.

Сомневаться можно во всем, даже в собственном существовании. Однако в суде, где любое сомнение толкуется в пользу подсудимого, это сугубо субъективное ощущение становится объектом доказывания. И выясняется, что обосновать свои сомнения бывает куда как непросто.

Оказавшись после долгого заключения на свободе, Тимур Николаев считал, что самое худшее в его жизни позади. Рядом – друзья, любимые родственники, он устроился на приличную работу, сошелся с чудесной девушкой, у них родилась дочка. Но осенью 1998-го и летом 1999-го Йошкар-Олу потрясли два вроде бы связанные между собой убийства – погибли молодой человек и его невеста. А еще через год в соответствующих органах вызрело твердое убеждение: это снова дело рук Николаева. Ведь, по оперативным данным, он так и не порвал с криминалом, а его брат до сих пор за решеткой. И с погибшими этот тип до последних дней общался: девушка – его племянница, а с ее женихом вроде бы занимался коммерцией, знать, что-то не поделили. Позднее родители девушки добавили и свое видение случившегося. Мол, в ночь убийства жениха дочка была в той квартире, знала, кто убийца, за что и поплатилась как опасный свидетель.

Задержать подозреваемого не составило большого труда. Он не скрывался, спокойно ходил на работу, регулярно носил в колонию передачи для брата. К тому же при нем, как сообщали оперативники, вполне могли быть наркотики. И постановление о личном обыске состоялось. Взяли Николаева прямо у здания колонии, в заднем кармане брюк нашли то, что искали, – два пакетика с серовато-белым порошком. В тот же день, 11 августа 1999 года, в деле появилось заявление задержанного о явке с повинной в связи с совершенным им двойным убийством. Коммерсанта он порешил якобы за то, что тот указал конфликтовавшим с Николаевым казанским бандитам адрес его проживания, а племянницу – да, из страха разоблачения. А еще через месяц о кошмарной истории узнал весь город: в местной газете напечатали гневную статью “Дядя замучил свою племянницу”, причем уже известный сюжет дополнился эпизодами изнасилования несчастной девушки все тем же дядей.

В те дни, наверное, лишь один человек не поверил во все эти ужасные обвинения – гражданская жена Виталия Тамара. И не только потому, что видела в нем любящего мужа и отца их ребенка, не способного причинить кому-либо боль-несчастье. Ведь ее тоже подозревали и в причастности к убийству родственницы, и в хранении наркотиков, тоже задержали и допрашивали, причем нужные показания пытались получить путем угроз и насилия (“Вот как отправим тебя с дочкой на Колыму!”). Наверняка теми же методами выбили признания и у ее Виталика... Едва выйдя с допросов, Тамара бросилась в юрконсультацию, где по совету друзей отыскала “самого дотошного адвоката”. Им оказался Александр Сергеевич Чайлян.

--- Она просто молодец, -- скажет мне много позже адвокат. – Не сломалась ни под кулаками, ни под угрозами, а главное – не потеряла ни дня, сразу же зафиксировала в травмопункте нанесенные ей побои. И подозрения ее оправдались. Николаева действительно силой принудили оговорить себя. Именно из-за явных следов издевательств его после допросов не приняли в местный изолятор, пришлось направлять в другой, загородный. Я его еле там нашел...

Но даже подтвержденный факт самооговора не всегда позволяет отвести обвинение в целом. Ведь чаще всего у следствия оказываются и другие доказательства вины подозреваемого. В данном же случае их набиралось все больше: от разоблачительного компьютерного письма самой убитой девушки до ее колец, обнаруженных в дядиной квартире, от показаний очевидцев того, как девушку увезли в неизвестность, до признаний пособника ее убийства, прятавшего труп. Каждому из этих доказательств еще надлежало дать оценку, а может быть, и противопоставить собственные.

Неясно почему, но каждый раз пролистывая распухшее дело, адвокат задерживал взгляд на распечатке компьютерного послания убитой. Сухие, бесстрастные строки скорее напоминали справку, чем излияние души той, на чьих глазах дядя дважды выстрелил в ее любимого. И откуда знать девушке, что за дядей еще водятся какие-то грехи, скажем, убийство некоего Похабова? Нет, не могла она этого знать, как и спокойно “излагать факты”, тем более под угрозой расправы с нею самой за такие вот откровения. Зато с появлением этого послания новые нюансы обнаружились в показаниях многих свидетелей: будто все они давно знали об опасениях девушки за свою жизнь и даже о наличии ее предсмертной записки. Так что же это за письмо и как оно появилось?

В этом направлении адвокат провел прямо-таки титаническую работу. Да, есть в семье погибшей персональный компьютер. В нем заложено и несколько файлов, связанных с учебой девушки в университете. Но странное послание помещено не в этих разделах, а под самостоятельным файлом, причем никак не засекреченным, а обозначенным предельно откровенно – “Письмо Марьяны”. Неужто потрясенная девушка перестала таиться, причем называя себя в третьем лице? В такое что-то не верилось.

А дальше сомнения стали смущать адвоката еще больше. Почему письмо обнаружилось только после задержания Николаева? Почему в нем не говорится ни о каких обстоятельствах, связанных с его преступлениями: где, в какое время и за что он кого-то убивал? Ведь тот, кто хочет оповестить мир о злодеяниях, должен хоть что-то поведать о них. Тем более если при одном – убийстве близкого человека – сам вроде бы присутствовал. И почему жених называется в письме по фамилии, а не по имени, почему “он проживал”, а не “мы проживали” в той злосчастной квартире?

Адвокат Чайлян не может утверждать, что выяснил все доподлинно. Но узнал, что кроме Марьяны компьютером пользовались и другие члены семьи, в том числе отец. Особенно часто в то время, когда дочь надолго исчезала из дома. Впервые это случилось после убийства жениха. Она уехала в Москву, и отец набирал на компьютере тексты заявлений о пропаже дочери. То же самое повторилось и после второго ее исчезновения. Бедный папа бомбил заявлениями все мыслимые инстанции... Кстати, открывая компьютер, он вряд ли мог не заметить новый файл (“Письмо Марьяны”), причем еще задолго, до того как задержали Николаева. Почему же не заметил? Или тогда файла просто не было?

Выяснил Александр Сергеевич и вовсе непредвиденный факт: откуда в доме убитой вообще стало известно о подозрениях милиции в отношении их родственника, в том числе о его причастности к убийству неведомого Похабова. Оказывается, незадолго до обнаружения того самого компьютерного письма отец исчезнувшей девушки встречался... с заместителем начальника угрозыска. И тот поведал ему о том, что отрабатывается и такая версия – убийство с целью сокрытия следов прежнего преступления. В обоих вроде бы фигурирует дядя Марьяны. Можно представить, какие фантазии породили эти слова в голове несчастного родителя... Был ли тот разговор сознательным сбросом оперативной информации или следствием чрезмерной болтливости милицейского чина, для адвоката не имело уже значения. Теперь он точно знал, что никакой суд не примет злополучный компьютерный текст в качестве доказательства вины его подзащитного.

Впрочем, если говорить именно об этой части обвинения, то, во-первых, никто Николаева в квартире убитого коммерсанта не видел и не мог видеть: он в тот день находился в другом городе. Марьяна же в тот день с женихом поссорилась и ушла ночевать к подруге. Следствие, правда, пыталось по возможности оттянуть момент ее ухода: до 23.30, 24.00, 1.00... Дабы превратить девушку в свидетельницу кровавой развязки. Однако повторная экспертиза показала: коммерсант погиб не ранее трех часов ночи, а подруга Марьяны, хотя время и не засекала, встретила ее никак не позже полуночи. А во-вторых... Убийца-то, оказывается, уже давно был назван. И не где-нибудь, а в тексте приговора по совсем другому делу. По делу об убийстве упомянутого ранее Похабова. Да-да, то, что и этого своего знакомца якобы порешил Николаев, сей приговор окончательно отметал. Однако были в нем строки и о том, что именно Похабов похвалялся, мол, это он “хлопнул блатного татарина”, то есть жениха Марьяны, и это заявление в том судебном заседании никто не опроверг.

Однако в нашем деле оставались и другие обвинения. И снова труды адвоката не оказались напрасными. Из доказательственной базы полностью ушел мнимый, как выяснилось, пособник убийства Марьяны – тот, кто якобы прятал труп. Через полгода после задержания Николаева дело в отношении этого “пособника” было прекращено. Ну не был человек на месте предполагаемого преступления! Никакого трупа не видел и прятать его, понятно, не мог. К слову, тело девушки не обнаружено до сих пор, и потому неясно, откуда вообще взялась версия о ее убийстве, а потом и изнасиловании. С другой стороны, у дяди с племянницей всегда были прекрасные отношения. Сколько он ей подарков передарил! И именно в его семью, а не к родителям перешла жить Марьяна после гибели жениха. Разве могла она так поступить, будь на руках дяди кровь близкого человека, опасайся она дядиной мести?!

Теперь о колечках, что изъяли следователи у жены Николаева. Да, родители убитой опознали их как принадлежавшие дочери. Но адвокат называет такое опознание фикцией. Колечки-то не уникальные – стандартные. А ни на какую царапинку люди не указали. С другой стороны, у Татьяны, жены Николаева, сохранились магазинные бирочки, и как бы ни сомневаться в их подлинности, на них указан точный вес колечек, до миллиграмма. Определить его и вписать задним числом невозможно: колечки-то изъяли сразу после задержания Николаева.

И наконец, о формальном поводе этого задержания, о подозрениях относительно хранения Николаевым наркотиков. Был ли в обнаруженных тогда пакетиках именно наркотик (героин), сейчас, считает адвокат, никто уже не может сказать. Потому что на экспертизу оказался представленным порошок не серовато-белого цвета, который значился в протоколе изъятия, а... желтого. Но и это еще не вся правда. Брюки, из кармана которых изымались пакетики, принадлежали вовсе не Николаеву, а проживавшему с ним приятелю. Тем утром Виталий кормил свою годовалую дочку и... пролил содержимое бутылочки на брюки. Ликвидировать пятно не удалось, и он натянул на себя штаны приятеля, не проверив при этом содержимое карманов. Между прочим, приятель впоследствии признал злополучные штаны своими, признал, что лежали в них и те самые пакетики. А принадлежность ему брюк с пакетиками подтвердил тем, что на манжетине одной из брючин должен быть след от прожога. Он и был потом обнаружен и зафиксирован официальным порядком.

Естественно, все эти и многие другие контраргументы, выдвинутые адвокатом, не могли радовать следователей и надзиравших за ними прокуроров. Что-то они пытались поправить в деле, что-то отметали с порога. Но раз за разом судьи продолжали сомневаться в доказанности обвинений. По всем пунктам! Трижды принимала к своему рассмотрению по первой инстанции это дело судебная коллегия Верховного суда Республики Марий Эл и трижды возвращала на доследование. Благо, старый УПК РСФСР позволял такую процедуру. Однако преодолеть аргументы защиты так и не удалось. И на четвертый раз состоялся-таки приговор: бесспорных доказательств вины подсудимого не добыто, неустранимые сомнения толкуются в силу части 3 статьи 49 Конституции РФ в его пользу и, стало быть, Тимур Николаев подлежит полному оправданию и освобождению из-под стражи в зале суда. Что и было произведено. А позже Верховный суд России подтвердил справедливость такого решения.

Что и говорить, подобная победа защиты случается нечасто. Ведь посеять юридическое сомнение – это вовсе не заявить огульное неприятие доводов обвинения. На ничем не подтвержденное “не верю” легко и в ответ услышать то же самое. И значит, субъективные ощущения защитника должны воплотиться в непререкаемые, очевидные для всех аргументы. Именно это, по счастью, и удалось адвокату Александру Чайляну.

Игорь ВАШКЕВИЧ,

спецкор “Российского адвоката”

* - все имена и фамилии изменены

Ссылка на источник : http://gra.ros-adv.ru/magazine.php?m=19&a=10